Здесь в горах долго таилась руда,
Геолога Отто и друзей его ожидая,
Пока не прозвучали слова:
"Проснись, твое время настало, родная,
Заждалась тебя родимая страна:
Получить твои сокровища желает она.
А с Хозяйкой горы полюбовно решим,
Нам нужна руда, а за ценой не постоим".

   Изучением недр Южного Урала занимались издавна. В начальной стадии разведка велась в основном с использованием поисковых признаков, то есть вся ориентация направлялась на изучение пород, выходящих на дневную поверхность, без использования геофизи¬ческой и геохимической информации, которых тогда еще практически и не было. Картина резко изменилась, когда начались комплексные изыскательские работы с исполь¬зованием всех достижений науки в этой области. Первые успехи появились в конце сороковых и начале пятидесятых годов XX века, когда на Южном Урале начала работать вновь созданная Южная ГПП в составе треста «Южуралзолото». Начала она свои исследования с верховий Узельги, которые всегда привлекали внимание геологов и считались перспективным районом. Но работы, проведенные геофизиками Г. В.Ярошевич, Г.В.Федоровой, В.Б.Пигулевской с 1942 по 1945 годы, дали отрицательные результаты, поэтому исследования были временно прекращены. Однако, геофизик Степанов А. А. в 1950 году на участке Курпалы - озеро Гнилое выделил ряд перспективных аномалий. В 1951 году начальник геофизического отряда Кулаковский Анатолий Апполлинариевич, подтвердив ранее высказанную гипотезу Степанова А.А., одновременно установил наличие аномалий непосредственно на месте, где впоследствии открыли месторождение имени XIX партсъезда.
  Взяв за основу открытие Кулаковского А.А., дальше работу в этом районе продолжил начальник Южной ГПП Отто Павел Иванович. При этом, кроме сведений, полученных от геофизиков, он использовал и поисковые признаки, в частности, баритизацию пород. По мнению Павла Ивановича, наблюдаемый на поверхности ореол баритизации является признаком залегания медноколчеданных и золотоносных руд на глубине (в данном случае признаки баритизации имели место). Исходя из полученных данных, он принимает решение провести вначале тщательную поисковую работу. Составив кадастр бурожелезняковых и баритовых проявлений района, определяет конкретное место проведения изыскательских работ - участок между западным склоном горы Талган и речкой Узельга (по воспоминаниям Мичурина П.П., на наличие сульфидных руд примерно в этом районе еще раньше указывал ион). Об этом несколько позже.
  Начало поисковых работ в выбранном районе намечается на осень 1952 года, после окончания уборки урожая. Выполнить их он поручает Терешкину Леониду Гавриловичу, молодому специалисту, прибывшему на работу по направлению в мае 1952 года после окончания Щучинского горно-металлургического техникума. О том, как все происходило, рассказывает Терешкин Л.Г.: «Получив инструктаж от Павла Ивановича, я в тот же день выехал в Александровский хутор, при себе имея карту, компас, геологический молоток и рюкзак со сменным бельем, туалетными принадлежностями и суточным питанием. Как поступают все геологи, при себе имел только самое необходимое, что всегда можно носить с собой. Даже расстояние, при необходимости, всегда измеряли шагами.
  На следующий день после приезда вышел на место и, определив исследуемый участок, разбил маршруты (условные линии в пределах определенной площади, где намечаются поисковые работы). Идти по маршруту, на языке геологов, означает, что он должен передвигаться на четвереньках, исследуя каждый камушек (или как говорят они между собой - «пахать животом»). Однажды во время выполнения такой операции ко мне подъехал верхом на лошади пастух. Он долго наблюдал за мной, не понимая, что я делаю, а затем, осмелившись, спросил:
  - Чем ты занимаешься?
  - Руду ищу, - ответил я.
  От удивления он даже растерялся, не поняв сразу смысл моих занятий, а затем, придя в себя, разразился громким смехом и, немного успокоившись, выдавил сквозь слезы:
  - Ну, ты даешь! Какая тебе руда? Мы здесь всю жизнь скот пасем, и никто никакой руды никогда не видел, и нет ее здесь, зря время теряешь.
  - А я ее все-таки найду, - выпалил, сам не понимая, откуда появилась такая уверенность.
  - Ты или сумасшедший, или делать тебе нечего, -произнес он и, развернувшись, уехал.
  Тогда ни я и, тем более, ни он не могли и в мыслях представить, что буквально через несколько лет все здесь изменится настолько, что от этой дикой природы не останется и следа.
  И вот 2 октября, идя по маршруту, в траве обнаружил небольшие кусочки буровато-желтой горной породы, похожие на окисленные железные руды. Когда начал раскапывать, убедился, что это не случайные камни, появившиеся здесь неизвестно откуда. Их было много и представляли собой целый массив, уходящий вглубь. В том, что это были окисленные руды бурых железняков, у меня сомнений не было. Но что в них еще есть? Имеется ли золото? А, если да, то каково его содержание и запасы? Чтобы ответить на все эти вопросы, требовалось еще отобрать пробы и сдать их в химлабораторию на анализы, провести разведочные работы и подсчет запасов. Возникшая ситуация меня так разволновала, что я долго никак не мог успокоиться. Но надо было что-то делать дальше, то есть продолжить начатую работу, а не поддаваться мечтаниям. Собравшись с силами, обошел весь участок и разбил его на условные квадраты, в каждом из которых произвел отбор проб. Бурые железняки были повсюду. В этот день в поле пробыл до позднего вечера. Работал с особым рвением, стараясь закончить подготовку участка до конца дня, так как на следующий день ожидался приезд начальника ГПП Отто П. И.
  Домой вернулся, хоть и усталый, но безумно счастливый. Взятые образцы руды показал геологам, квартировавшим вместе со мной, они также согласились с моими предположениями. Но основное заключение должен был дать начальник партии.
  Павел Иванович приехал на следующий день вечером и как обычно, несмотря на позднее время, сразу приступил к делу. Очень подробно и подолгу разговаривал с каждым геологом, выясняя результаты выполненных ими работ. Одним давал советы, других слегка журил, интересовался планами каждого на будущее. Все его интересовало и, казалось, ничто не ускользало с поля его зрения. Только на меня не обращал никакого внимания. Как будто я посторонний человек, хотя именно я больше всех ждал встречи с ним. Видимо, считая, что за несколько дней, проведенных мной здесь, ничего существенного не могло произойти. Подойти самому и рассказать о своем открытии не мог, какой-то внутренний голос сдерживал меня: «Не торопись!». Наконец, закончив разбирательства со всеми, он подошел ко мне и как бы, между прочим,спросил:
  - Ну, а ты что скажешь?
  Я уже ничего не мог сказать. Только улыбаясь, как первоклассник, протянул свои образцы и вымолвил:
  - Вот.
  - Что, вот? -Образцы.
  - Я вижу, что образцы. Откуда они? Зачем мне их показываешь?
  Видимо, в темноте не разглядел и не понял, что они из себя представляют. Разговор происходил в дальнем углу комнаты, куда не падал свет от керосиновой лампы. Когда я ему все объяснил, он подошел к свету и стал внимательно их изучать, но от выводов воздержался, сказав только:
  - Хорошо, утром разберемся на месте.
  Ночь мне показалась самой длинной в моей жизни. Никак не мог заснуть. Всю ночь проворочался в ожидании рассвета. В голову лезли всякие мысли. А вдруг ошибся? Что тогда? Спишут на мою неопытность и скажут: «Не увлекайся пустяками». Нет, этого не может быть! Интуиция подсказывала правильность моих выводов. Утром соскочил раньше всех и стал готовить завтрак, хотя кушать совсем не хотелось. Я не понимал, почему все так долго спят, когда мне так не терпелось пораньше выехать на полигон, как будто время выезда могло на что-то повлиять. Наконец, все проснулись и, позавтракав, разъехались по своим рабочим местам, а мы с Павлом Ивановичем отправились на участок, который я успел мысленно назвать своим и связывал с ним большие надежды. Павел Иванович, не торопясь, обошел весь участок, тщательно изучая сложенные образцы пород. Затем сам приступил к отбору проб, откалывая молотком отдельные кусочки, детально их исследуя. Все делал основательно и со знанием дела. Только мне, стоявшему в стороне и следившему с замиранием сердца за его действиями, казалось: слишком долго занимается он изучением всего очевидного. "Ведь и так все ясно"-, думал я, с нетерпением ожидая его мнение. Но такой опытный и грамотный геолог, как Отто П. И., не мог делать скоропалительные заключения (в этом я неоднократно убеждался впоследствии за период совместной работы с ним). Мне казалось, что прошла целая вечность, когда он подошел ко мне и, обняв за плечи, не скрывая своей радости, улыбаясь, сказал:
  - Леня, поздравляю! Мы, уверен, на пороге открытия нового золоторудного месторождения. Немедленно произведи отбор проб и отправь в Учалинскую химлабораторию.
  Радость настолько переполняла мое сердце, что я только сумел вымолвить:
  - Есть! - сказалась многолетняя военная выучка.
  Первые же анализы взятых проб показали промышленное содержание золота и серебра. Произвели предварительный подсчет запасов на 01.01.1953 г. По категории «С,» запасы руды составили 143800 тонн, золота - 79,8 кг».
  На этом можно было бы и поставить точку о первооткрывателях месторождения имени Х1Х партсъезда. Тем более, что официально ими признаны Отто П. И. и Терешкин Л.Г., заслуги которых никто не оспаривает, но есть еще и другие люди, принимавшие непосредственное участие в открытии этого месторождения. Об одном из них упоминалось выше. Это Кулаковский Анатолий Апполлинариевич, первый установивший геофизическим методом наличие аномалий, свидетельствующих о возможности залегания на данном участке рудных тел. Естественно, у него были веские основания претендовать на первооткрывательство. Его и включили в заявочный список под номером три. Однако главк его не утвердил без объяснения причины. Такая же участь постигла начальника поисковоразведочного отряда той же партии - Мичурина Петра Павловича, который в заявочном списке проходил под номером два. Причем, это не первый случай в истории геологоразведочных работ на Южном Урале.
  А. И.Демчук и М.И.Долгаль получили свои дипломы за открытие Учалинского месторождения только спустя 37 лет после многолетних и бесконечных конфликтов и переписок. А вот заслуги одного из первооткрывателей Озерного месторождения И.П.Пастухова были признаны только спустя 15 лет после его смерти. Несправедливость в оценке заслуг лиц, содействовавших открытию новых месторождений, допускалась почти всегда. Об этом, в частности, пишет в своих воспоминаниях также Б. А. Игошин, один из активных участников изыскательских работ на Южном Урале и первооткрыватель ряда месторождений. Решение коллегии Министерства геологии СССР по месторождению имени Х1Х партсъезда вышло 28 марта 1969 года, то есть 17 лет спустя после его открытия, что является обычным сроком волокиты для бюрократического режима. К тому времени ни Кулаковского А. А., ни Мичурина П. П. в Верхнеуральском районе давно не было, а постоять за них было некому. Возможно, даже некоторых это и устраивало. Как бы не было, вскоре они оба покинули сей блаженный мир, приказав долго жить своим «благодетелям». Нам также известно, что последние годы жизни Петра Павловича были очень трудными. Тяжелая и продолжительная болезнь жены, неустроенность быта, а затем и своя болезнь не оставляли ему времени для изнурительной и долгой переписки с чиновничьим аппаратом. Начальником отряда поисково-разведочных работ от Южной ГПП, который занимался проведением разведочных горных работ, работал тогда, как отмечалось выше, Мичурин П.П.- уроженец Читинской области. Родился он 16 сентября 1912 года в селе Городище Шилкинского района Читинской области. В 1934 году окончил Читинский геологоразведочный техникум и получил диплом техника-геолога по цветным металлам и золоту. До войны работал на геологоразведочных предприятиях Сибири и Дальнего Востока. С первых дней войны был призван на фронт. Начав войну рядовым солдатом в обороне Москвы, закончил ее в Берлине в чине капитана. После победы, при первоочередной демобилизации специалистов народного хозяйства, как специалист по золоту, получил назначение в трест «Башзолото» (г.Уфа). Трест же определил его в прииск Верхний Авзян Белорецкого района. Так началась его трудовая деятельность на Урале. После шести лет работы в Верхнем Авзяне в 1951 году переезжает в Верхнеуральский район, где назначается начальником поисково-разведочного отряда.
  Вот как описал он в своем дневнике открытие месторождения имени XIX партсъезда: «Первые наши палатки появились на берегу Гнилого озера. Вокруг безлюдная лесостепь, а вдали виднеются отроги Ирендыкского хребта. Единственным посетителем нашего табора был пастух-казах (может быть тот самый, о котором рассказывал и Л.Г. Терешкин), приезжавший верхом на коне ежедневно.
  С утра и до вечера мы уходили в поисковые маршруты, а вечером у костра делились своими впечатлениями и результатами дня. В один из таких вечеров я поделился своей радостью, показывая образцы сульфидной руды, найденные в пшеничном поле.
  Хотелось сразу же начать раскопки, чтобы отыскать месторождение сульфидов, но колхоз воспротивился этому, требуя возмещения убытков за потраву. Так как средств у нас не было, то приняли решение горные работы начать после уборки урожая. Первые же канавы дали обнадеживающие результаты, а вертикальные шурфы прошли слой рыхлых отложений глубиной от пяти до пятнадцати метров и уперлись в богатую медную руду. Найти руду - это важный фактор, но не менее важно определить ее запасы и промышленную ценность, что невозможно без больших капитальных затрат. Трест выделил необходимые средства. И вот, мобилизовав все свои резервы, партия приступила к выполнению этой задачи. Участок сразу преобразился, ожил, загудел. Днем и ночью работали дизельные электростанции и буровые станки. Потребовалось семь лет напряженного труда большого коллектива разведчиков. По запасам найденное месторождение отнесли к первой категории и выплатили государственное денежное вознаграждение. Я получил пятитысячную премию» (за это же открытие Отто П. И. получил шесть тысяч рублей, а Терешкин Л. Г. - четыре тысячи рублей). Видимо, получил соответствующее вознаграждение и Кулаковский А. А., хотя по этому поводу у меня нет утвердительного ответа. «Но больше радости приходило от морального удовлетворения, от чувства исполненного долга. Заявочное свидетельство от 28.01.1953 года, принятое геологоразведочным отделом треста «Башзолото», закрепило наше право на открытие в таком порядке: Отто П. И., Мичурин П. П., Кулаковский А. А. и Терешкин Л. Г. Хотелось, чтобы о нашей радости знали все. И вот в газете «Красный Уралец» появилось мое стихотворение:

  Так повествует об открытии месторождения имени XIX партсъезда Мичурин П. П. Это аналогично рассказам Терешкина Л. Г.
  Мичурин П. П. уехал из Верхнеуральска задолго до решения коллегии Министерства о признании авторских прав. Получив соответствующую государственную премию, он, безусловно, не сомневался и в выдаче со временем наравне с другими ему и диплома первооткрывателя. Но этого не произошло. Почему? Ответить однозначно на него невозможно. Вот небольшая выдержка из его письма, которое я получил незадолго до его смерти: «Я работал в то время начальником поисково-разведочного отряда и первый рудный образец был поднят моей собственной рукой. Вопрос о первооткрывательстве умышленно запутан, но вычеркнуть меня из списка первооткрывателей никому не удастся. Рассказывать здесь подробно неуместно и это займет много времени». Понятно. Тяжелобольному человеку не хотелось ворошить свалившуюся на него несправедливость, а возможно и не было для этого сил.
  В какой-то степени прояснение дают его дневники авзянского периода, куда он прибыл после войны. Вот они дословно, с некоторыми сокращениями: «Прииск Верхний Авзян был старый, «бесперспективный», как говорили рабочие: «дышит на ладан». Начальником был Филипп Андриянов - «выдвиженец» с начальным образованием. Писал с ошибками, поэтому любую бумажку, написанную Филиппом, называли «филькиной грамотой». Меня назначили старшим геологом прииска, а также первым заместителем начальника. Сразу же избрали членом партбюро и заместителем секретаря парторганизации, председателем комиссии рабочего контроля. Да плюс ко всему еще руководил драмкружком. Когда вошел в курс дела, узнал о неблаговидных поступках, творимых руководством прииска. Сжились, сдружились начальник прииска, председатель приисккома, секретарь партбюро, начальник золотопродснаба, начальник торгового отдела и влиятельные лица районного масштаба. Критика зажималась так крепко, что люди боялись что-либо сказать против. Со смельчаками в период войны расправлялись быстро - они получали повестки на фронт. А верхушка довольно потирала руки: «Еще от одного «дезорганизатора» избавились. Не будет больше на собрании кричать. Пусть немцев критикует, а нам нечего права качать». И спекуляция продуктами продолжалась. Резкая разница между государственными и рыночными ценами приносила им баснословные прибыли. Так, например, килограмм сливочного масла стоил в магазине по карточкам 16 рублей, а на рынке 400 рублей. Плитка чая, соответственно, 7 рублей 40 копеек и 200 рублей и так далее.
  Были махинации и с подсобным хозяйством золотопродснаба, в котором содержался крупный рогатый скот, свиньи, пасеки пчел и другое. Забивая скот на мясо, в акте вес указывали наполовину меньше фактического. Такие махинации совершались повсюду. Отсюда и бесплатные подарки в виде мяса, меда всем вышестоящим руководителям вплоть до треста «Башзолото». Выяснилась также махинация с золотом, когда на одном из участков остановили бегунную фабрику из-за нехватки руды. Амальгамационные листы, улавливающие золото с помощью ртути, ободрали как «белку». Полученный металл сдали под вымышленными именами старателей-вольноприносителей и получили солидные боны. Когда я узнал об этих махинациях, то возмутился до глубины души. Молчать - значит потакать преступникам. Началась нелегкая борьба с преступной группой. В этой борьбе я был не одинок, но основной груз взвалил на свои партийные плечи. Вокруг меня сколотился актив из лучших производственников, коммунистов и беспартийных, демобилизованных солдат и офицеров и просто из местных жителей. Первое наше письмо о всех преступлениях на прииске, которое подписали восемнадцать человек, отправили на имя управляющего треста «Башзолото». Ответа не последовало. Тогда второе письмо направили на имя районного прокурора в г. Белорецк. Опять дело спустили на тормозах, потому что все они питались из одного котла. Преступники почувствовали себя неуязвимыми и совершенно обнаглели.
  Положение спасло только решение правительства о передаче всей золотой промышленности из Министерства цветной металлургии в МВД СССР, при котором были созданы специальные отделы ОБХСС по золоту. Тогда, надеясь наконец-то наказать злоумышленников, я обратился в ОБХСС Башкирской республики. Но приехавшего на место разбираться начальника отдела Радченко руководство прииска вновь сумело подкупить. Он сжег все следственные материалы, а своему начальству доложил: «Ничего существенного там не нашел. Одни распри. Надо дать рекомендацию тресту: Мичурина и Андриянова разъединить».
  Так закончилось очередное разбирательство. Стало ясно, что «плетью обуха не перешибешь».
  Тут встретил инженера-геолога из Верхнеуральска Виктора Константиновича Бутина, который предложил переехать в Верхнеуральскую геологическую партию и я, долго не думая, согласился, так как оставаться в Авзяне стало просто невыносимо. Ну, а как же с правдой? Неужели все бросить? Это не в моем характере. Собрав своих единомышленников, я сказал: «Не думайте, что я намерен в этой борьбе сдаваться. Будем биться до победного конца».
  Текст заявления обновили и направили в Москву в Комиссию Партийного контроля при ЦК КПСС и Советского контроля при Совете Министров РСФСР. Через две недели прибыли в Уфу представители этих комиссий. Они работали быстро и оперативно. Было выявлено много преступных фактов и на других рудниках и приисках треста. Состоялся суд в открытом судебном заседании. Преступники получили по заслугам. Среди них Ф. Андриянов, его подручный Потапов, начальник треста «Башзолото» и многие другие. Так восторжествовала Правда. Наша борьба закончилась полной победой».
  Радость Петра Павловича объяснима. Человек кристальной чистоты, как он, не мог по-другому поступить.
  Только полной ли была победа? Не ее ли отголоски отразились при присуждении диплома первооткрывателя. Ведь были затронуты интересы большого круга государственных чиновников, имевших возможность, при случае, повлиять на судьбу рядового геолога. Но это только предположение. Впрочем, если это и так, знай Петр Павлович, чем для него закончится борьба с расхитителями, он все равно не свернул бы с выбранного пути.
  Таков был этот удивительный человек - непримиримый борец за справедливость. По истечении столь длительного времени вряд ли удастся доказать авторство Мичурина П. П. и Кулаковского А. А. в открытии месторождения. Хотя дочь Петра Павловича - Галина Петровна Домбровская, проживающая на Украине, пытается это сделать Но даже, если у нее ничего не получится, потомки все равно не должны их забывать, почитая наравне с другими первооткрывателями.

  Хочу привести еще один факт, свидетельствующий о причастности Мичурина к открытию месторождения. На свое шестидесятилетие он специально из Сибири, по приглашению друзей, приехал в Верхнеуральск. Как проходила встреча, описывает сам: «Обращаясь к собравшимся, я сказал:

  Затем поднялась Валентина Степановна Терешкина (супруга Л.Г.Терешкина), заведующая парткабинетом РК КПСС, и обратилась к собравшимся: «Мы собрались сегодня для того, чтобы отметить шестидесятилетие Петра Павловича, которого хорошо знаем по совместной работе на протяжении двух десятилетий. За время работы в геологоразведке он принимал участие в открытии и разведке нескольких медных и золоторудных месторождений, за что неоднократно награждался государственными премиями... Все вы читали в нашей газете статью о том, что он является одним из первооткрывателей медной руды Межозерного рудника. Он собрал замечательную коллекцию минералов и подарил Верхнеуральскому музею, за что награжден Почетной Грамотой Министерства культуры СССР. Позвольте поздравить его с юбилеем и вручить букет живых цветов».
  Комментарии тут излишни. Будем считать, что Валентина Степановна была искренна.